Вчера снял тёлку. Ну как снял. Налил ей в уши всякой хуйни. Тоисть не в уши бля а в глоза. В аське дело было. Приболтал карочи Наташу1989 на поебаццо со мной. В реале бля. А это вам не хуй собачий. В ёбаной виртуальной реальности она ужэ несколько тонн маей спермы высосала. Это не баба а сама ебливость нах! Да всё нето чёто, нето..

Встретились карочи Стоит такая, сегоретку посасывает, башкой вертит. Ждёт миня. И нихуя не мразь, не жирная, без прыщей. Волосы длинные, до сраки. На ногах модныйе сапоги модели "выеби меня скорей!" Поди пелотень свою бреет! Стопудоф... Ууу, бля! У меня аццки встал хуй. Как жи я тибя жостко сёдни отъебу, Ноташенька!

- Привет, Наташка! - грю.
- Привет, Гришка! - лыбитса, не ожидала курва такого кросафчека встретить.
- Ну што, пошли ебацца? К те иле ка мне?
- Фуу... - морщица, - какой ты скоростной. Йа галадна ваще-то.. можэт поужинаем сначала?
Хуясе бля, думаю. Пожрать штоле не могла дома дура? Ну хуй с тобой, каза, я у папки бабла немного спиздил, хватит посидеть в приличном заведении.

Завалились в неибаццо пафосный и мажорный рестик. К сожаленью не помню каг он назывался, да эт хуйня. Наташко заказала сибе всякой поебени, сука прожорливая. Я же ограничился бутылкй доброва ирландского вискаря и тарелкой лангустов. Не голодный был, патамушто дома пахавал рожкоф. Она стала хавать, а я постепенно убирался пойлом. Но аккуратно, чтоп не отрубиццо до ебли. Наконец она кажись насытила своё туловище, винище допила и уставилась на миня подобрефшими слехка зрачками. Хуле еду в неё всунули осталось только своего хиддинка заправит куда нада.

- Ебацо? - допиф виски и срыгнуф подытожил я.
- Ну поехали, только давай сночала патанцевать заедим в клуп.
Ах ты сука дискотечная нах! Да я же щас шаровары сваи обтрухаю, ебли требует душа.
- Ладно пох, только ненадолга...
- Ты такой душка, Грегорий! - скозала мне пизда, и у меня сразу злость чо-то прошла.
- Да хуйня! Но потом сразу ебацо!
- Оки!

Мы вывались наружу и тормознуф мотор помчались в клуп. Там мне охуенно понравилось. Мы с Наташкой ебнули водки и пошли на танцпол. Там к нам подходиле всякие еблане, чтоп снять Наташку. А только хуй вам. До пиздиловки дело не дошло, потому што я неибаццо умею разруливать всякие непонятки и сложные сетуации. Карочи хуйня, не в этом суть маево повествования. Кагда мы вылезли на улецу йа прямо и настойчиво сказал что хочу её выебать прямо сийчас бля. Хуй уже не мог терпеть. Он каналья стаял как бивень мамонта. Я едва сдерживал сваих маленьких хвостатых друзей, каторые пытались вырвоцца из яиц.

- Григорий, а может ищо в какой-нить клуб сночала заедим?
- Едь! - говорю.
- А ты???
- А я ебацца ваще то хотел! Нахуя ты меня так обламываешь?! - кричу.
- Панимаешь... - взглят в асфальт ёбнула, - я пасматреть на тебя сночала хотела...
- Пасматрела? - я охуел. - Теперь ебись давай!
- У миня месичныи... и ваще йа ищо дефственница... - чуть не плачет уж, а хуле, это мне плакать надо б ат такова беспонтового расклада.
- В рот тагда бери! Ощаслифь миня, - грю, - прекольным меньетом!
- Нет! У мну два зуба шотаецо и горло балит!
- А в жопу?! В жопу дашь?! - достаю козырный туз.
- А там глесты...
- Блять, ну хоть подрочи мне хуй-то! - последняя надежда, а сам уже не во што не верю.
- А у миня пальцы не гнуццо, вот! - внатуре! Только щас я заметил, что у ниё нихуя не гнулись пальцы бля! Ёбаный мутант!
- Тагда давай меж сисек! - осенило меня.
- Буэээ... ну ты извращенец, Залуппо! Как ты ваще мне можиш такое предлагать?!

Это был песдец. Меня сёдня отец отпиздит за то што денег спиздил. Полюбасу отпиздит. А я даже не поебся! Выкинуф в лужу недакуренный парламент патащил йеё за рукаф.

- Куда мы идём? Отпусти!
- В клуб!
- В какой?
- Увидишь! Самый песдатый в маскве!
- Ууу! Клёво!

Во двор один пришли и за гаражи. Я всегда тут ссу, когда с учёбы домой пиздую. Это моё секретное место. Хуй достаю и начинаю дрочить.

- Ты што делаешь?!
- Драчу нах!
- А клуб?!
- Ща обожди... а прецтавь, што ты крестина агельера! - грю.
- Да не я не похожа...
- Пахожа! Вот бля буду пахожа неибаццо нахуй!
- Ой спасибо... - засмущалась охуев ат камплиментоф.
- А теперь пой!
- Што петь???
- Ну песню какую нить йейошнюю! И танцуй!
- Ну эта... кароче... вен йу пат ёр хэндц он ми! оуоу!

Я кончил и вытер залупу платочком. Послаф в далёкий нахуй Наташку я брёл домой по освещонному огнями городу. Снегк валил неибаццо пушистыме хлопьями, создавая атмосферу спакойствия и пазитива. Я шол походкой пабедителя. Потому шта несматря на любые бабские отмазы и загоны, настоящий ёбырь фсигда найдёт выход, прявиф смекалку. Я закурил и улыбнулся вечернему небу.

Сидим как то с пацанаме, вотку жрём у меня во дворе. Палучку абмываем. Втраём, как всегда. Я, значицца, Толян, ну и Кургуз. Скушно ещё стало, помню. Тут Кургуз, возьми, да и пиздани в масть:
- Бля. Жывём, как скаты. Ни радости в жызни, нихуя.
Мы тут насторожылись с Толяном. Знаем уже, когда Кургуза начинает на тоску пробивать, обычно приход бывает. Или привод очередной в ментовку. А я только на работу новую устроился. Мне приводы не весело чо та. Ну, я и говорю ему:
- Да нормально всё. Живём, баб ебём. Чо ещо надо?
Толян, видя, что надо вступиться, тоже свой гривенник присунул:
- Да. Ебём…
Кургуз посмотрел на него, как на юродивого, и говорит:
- Ну и хули?
Толян запузырился, но что ответить не нашёлся. И я тоже. Если по чеснаку, то Кургуз прав. Не жизнь, а сплошной самообман. Ну, вотки выпьем. Поебёмся когда-никогда. На танцах там, еблет кому ни будь начистим. Ну, или нам. Вот и вся жызнь.
- А чо ты предлагаешь? – Спрашиваю.
Кургуз прищурился так нехорошо, и говорит:
- Давайте тачилу свинтим. Тёлак покатаем. Поебёмся как люди.
- Заметут. – Говорит Толян. – Да и у кого? «Волгу» у Михалыча, если тока. Он вроде починил её.
Кургуз сплюнул и башкой замотал:
- Неа. Не пачинил нихуя. В ней только посидеть можно, если чо. А я ебал такое веселье.
- Может «Ниву» председательскую? – Предложил Толик. Она на ходу. Вчера сам видел, как он на ней с Зинкой высекал…
- Ты совсем штоли ёбу дался? – Говорю я. – Думай, што говоришь.
- А чо?
- Да ни чо! – Отвечаю. – Лучше уж так. Без веселья жить.
Посидели чутка. Очередную пол литру распаковали. Вроде всё успокоилось, да хуй там. Если Кургузу, в его дурной кочан, что закралось, то пиздец. На ходу не спрыгнешь. Так и в этот раз. Выпил Кургуз, огурцом хрустнул, и говорит:
- В райцентр надо ехать. Там своих угонщиков хватает. Хуй нас кто будет искать. А как тачилу спиздить, я знаю. Кино смотрел. За 60 секунд, нехуй делать сколупнуть можно.
Ну, нехуй делать, так тому и быть. Решили на завтра в райцентр ехать.

Утром стук в окно. Я ебало пока протоптал, квасу хлебнул и на улицу выхожу. Сматрю, стоит Толян, а на морде у него лыжная шапка с дырками для глаз. Он ещё руки так в стороны развёл, пакрутился на месте и спрашивает:
- Ну, как? Заебись?
- Чо, - говорю, - так и поедешь?
- А чо?
- Да хуй знает? Стрёмный вид больно. Ты это… у Кургуза спроси.
- Ога. Я и вам взял, если чо. Тока это… шапок не было. Бабкины рейтузы взял. – Говорит Толян, и протягивает мне какое то тряпьё в застарелых пятнах, то ли мочи, то ли выделений хуй пайми каких. И чуть не в ебало мне их суёт. Только, говорит дырки сами себе проделайте.
Я, блять, чуть не блеванул, когда рядом со своим еблетом эту хуйню увидел:
- Ты чо, схуел, огрызок? Штоп я вшивники тваей бабки параличной на ебало пристраивал? Ёбу дался?
- Да они стираные. – Обиделся Толян.
- Ага, я заметил, блять.
Кароче, отказался я от подношения. Толян засунул ритузы в «дипломат», который с собой прихватил, и мы двинули до Кургуза. Толян так в шапке и попиздил через село. Хорошо, рано было, часа четыре утра. Иначе бы точно – замели нахуй.
Кургуз уже давно на ногах был. Мы когда вошли, он как раз кино про угоны по видику зырил. Так, не оборачиваясь, и сказал нам:
- Щас. Адин мамент надо прояснить, и двигаем. – Так он сказал.
Ну, надо так надо. Мы тоже пристроились. Втыкаем в кино. Чем больше смотрим, тем меньше уверенности, что с райцентра на точиле уедем. Кино досмотрели, Кургуз повернулся и Толяна в шапочном камуфляже увидел. Головой затряс так, нервно. Задышал часто, запереживал, кароче, и гаварит:
- Так, блять! Я сматрю, вы приготовились, ниибаца как. При таком маскараде, нам лучше в райцентр не ехать, а прямо тут к участковому податься.
Хорошо, что я ещё без прибамбасов на морде, думаю. И говорю:
- Кургуз, я ему то же самое сказал, а он говорит, мол, для конспирацыи. И нам ещё исподнее бабкино припас. Нет, ты покажи. – Это я уже Толяну.
- Да ну вас нахуй! – Говорит Толян. – Всё время хочешь как лучше…
- Ладно. Оголи еблет, и попиздили. Времени мало, а нам ещё тачку надо найти. – Успокоился Кургуз.

***
До райцентра доехали без приключений. Стали по городу шариться, тачилу подходящую искать. Нету нихуя подходящего. Иномарки, блять, такие, што и подойти к ним страшно, не то что вскрывать. Да и не видно нихуя. Тонировка, сука. Начнёшь в дверь ломиться, а там может ухари какие сидят. Да и как открыть, хуй пайми. У нас кроме монтировки и молотка нету ни хера. Только стекло если расхуячить. К полудню меня это веселье подзаебало слегка. Смотрю, Толяна тоже. Один Кургуз, как кабан упёртый всё нас наставляет:
- Всё заебись будет. Уедем как люди, на колёсах. Не ссыте.
Мы и не ссали. Стали по «копейкам» и «шахам» шустрить. Как назло, ни одной бесхозной нету. Или ебошат куда, или припаркованные стоят, но внутри какие то апёздалы сидят. Хули, блять, сидеть? Не панимаю. Напрягает, шо пиздец. Толян даже подошёл к одной такой на обочине, в открытое окно ебало засунул и как заорёт:
- Хули ты сидишь, мудило?
Мужык, ясен хуй, пересрал, и по газам вдул. Хорошо ещё, что Толян без намордника был. А то, думаю, хозяин бы копыта прям в машине и откинул.

Кароче, часам к трём уже всем и всё остопиздело, даже Кургузу. Да ещё жрать захотелось.
- Пашли на автовокзал. – Говорит Кургуз. – Пожрём хоть. Если там ничего не найдём, будем обратно двигать. Толян не возражал, я тоже.
Пришли мы, значитца в автовогзальную рыгаловку, навалили себе какого то местного говна, и сидим, жрём. Скучаем, блять. Тут Толян вдруг как подпрыгнет на стуле. У меня от неожиданности аж желудок местной сабаки поперёк горла встал. И ни туда, ни сюда.
- Идея у меня. – Говорит наш младшенький, и аж светится весь.
Я пока собачий потрох из горла выковыривал, Толян нас в нокаут и послал:
- Давайте маршрутку спиздим. Нам не похуй на чом кататься? И шапка пригодиться. Жалко всё таки. Дырки в ней теперь.
И начал из «дипломата» причиндалы вынимать, и на столе складывать.
Кургуз призадумался, да и говорит:
- А хули? Давай. – Сказал он. Только с видоса исподнего Кургуза чуть не стошнило. – Ты это… может, шапку мне дашь?
- С хуя ли тебе шапку? – Тут уже я встрял. Хуету изо рта выплюнул, и за намордник уцепился.
- С хуя или нет, а мне, как идейному вдохновителю, с какой то мотнёй на голове, на дело идти впадлу. – Ответил Кургуз, и схватился за другой конец шапки.
Я не отпускаю. Нехватало ещё от какой то там высушенной кобылы герпес на всё маё маладое и красивое ебало заполучить.
- Не дам, - говорю. - У меня аллергия на хуету.
- На какую ещё хуету? – Спрашивает Кургуз.

Маленькое красное пятнышко, величиной с ноготок, ползет по моей руке от ладони до локтя. Изредка останавливается и, как будто оглядевшись вокруг, продолжает свой путь наверх. Я слежу за ним, я знаю, что это муравей. Он безвреден, я для него слишком огромен, чтобы он мог посчитать меня врагом. Я бы не стал кидаться с ножом на гору. Он не станет кусать то, что ему кажется горой. Я стряхиваю его, как хлебную крошку на пол и он, не останавливаясь бежит по блестящему паркету. Представлю, как он поскальзывается на вощенном дереве, и его становится даже жаль – несколько лапок то с одной, то с другой стороны: то влево, то вправо. Потешный.

Когда муравей у останавливается у самой двери в комнату из под плохо прибитого к полу плинтуса в его сторону сбегается еще пара-тройка его собратьев. Мой дом оживает изнутри, как и я. Когда единственным развлечением становится наблюдение за никчемными насекомыми, можно делать выводы о том, что скоро они населят твое необратимо толстеющее и постоянно содержащее алкоголь тело. Неподвижность гниения. Мне лень даже вставать с дивана, помыть стаканы, в которых ничего не отражается из-за сального слоя моих отпечатков на стекле. Наверное, мои глаза, зрачок, бельмо – также заляпаны руками. Я гнию в своем доме, потому что мне лень даже открыть окна, чтобы выветрить прокуренный воздух нагретый моим еще дышащим телом, перегаром из моего рта и лучами солнца, которое еще пробивается сквозь пыльный слой на стеклах. Время умирать приходит, когда начинают пылиться диваны. Я решил так несколько месяцев назад и замуровал себя здесь, в этой четырехмерной клетке с окнами с видом на помойные контейнеры. Только мое время никак не наступает. Появление муравьев я моем прежде стерильном доме я воспринимаю, как предзнаменование.

Когда лежишь и смотришь в потолок в течение такого количества времени, начинаешь замечать изъяны побелки. Там трещина, тут пузырь под краской, там отошли обои. Когда за столько времени осмотрел всю свою обитель, количество подмеченных недостатков стремится к бесконечности. Когда проходит еще немного времени, в этих выбоинах, щелях, щербинах появляется жизнь. Жизнь, за которой я наблюдаю. Как будто из могилы.

Я щурюсь, чтобы повнимательнее рассмотреть группу муравьев у дверного косяка. От прищура и напряжения век, мои зрачки обливаются какой-то полупрозрачной зудящей поволокой. Этой влагой забиваются щели моих глаз. Дать ей чуть подсохнуть – и глаз не раскрыть. Она затвердеет и из пленки превратиться в мебельный лак.

К нескольким красным муравьям с разных сторон прибиваются еще сородичи. Кто поодиночке, кто в составе таких же малочисленных групп. Трепетная хозяйка взвыла бы от этого зрелища, бросилась бы за дезинсектором, дустом или чем-то еще, я же наблюдаю спокойно. Отрешенно. Как будто, я давно завещал им эту квартиру, находясь на смертном одре. И теперь, когда новые владельцы водят по углам укоризненными внимательными взглядами, я лишь жду того, что они решат делать с ней дальше.

Их набирается около сотни. Я могу ошибаться. Но их - масса. Они пущенной из центра красного круга стрелой устремляются куда-то в сторону кухни, или, может быть, на чердак. В кухню или на чердак? Интересно. Заплесневелая пища на краях брошенных в раковине тарелок или мрак и подвешенная в воздухе пыль – что им более интересно?

Я думаю, о том, что делал на моей руке один из них. Почему карабкаясь по моей расслабленной руке, он постоянно останавливался, как будто вращая своей микроскопической головкой и осматриваясь по сторонам. И почему он был один? Наверное, смельчак. Один взмах моей руки и от него ничего не осталось бы. Но я не в духе, мне лень даже махнуть рукой. Зато наблюдение за упорядоченным движением красного войска меня завораживает.

Когда последний из них скрывается за углом в коридоре, я пересиливаю себя и, кряхтя, поднимаюсь с дивана, чтобы все-таки посмотреть куда они пойдут. Может, даже на чердак. Кто знает, что варится в их рыжих головах? Я точно не знаю, но я всегда был уверен, что случайными их появления не бывают. Вот уж кому-кому, а им план необходим. Строгий план, четкая программа действий. Тот, что перестал волновать меня и та, что сбилась во мне несколько месяцев назад.

На ходу попадаю ступнями в тапки и, шаркая, следую за вереницей рыжеголовых муравьев. Вот они уже карабкаются по лестнице. Значит, точно чердак. Что им там надо? Глядя на равные расстояния между впередиидущим и следующим насекомым, я поражаюсь их армейскому порядку. Не удивлюсь, если впереди всех ползет крошечный барабанщик, который ударами по своему неуловимому для моего подслеповатого взгляда барабану меряет шаги всей шеренги. Давно они здесь? Сколько дней или месяцев я не замечал их присутствия?

Доски лестницы, кое-где прогнившие и треснувшие, скрипят под нажатием моих ног. Раньше они скрипели тише. Значит, либо я набрал вес, то ли за то время, сколько я остаюсь в комнате, они отсырели и подгнили еще больше. Сколько это времени? Год, может, полгода. Мышечная боль от каждого шага наверх подсказывает, что я не разминал ноги уже очень давно. Значит, скорее всего, год. Часы не обязательно носить на руке. В каждом из нас есть свой хронометр. Биологический таймер обратного отсчета. Судя по головокружению и тому, как громко отдается в моих ушах гулом каждый удар сердца, мне осталось недолго слушать это беспокойное тиканье.

К тонкой полоске муравьев, за которой я следую, с каждым шагом обгоняя, наверное, не меньше сотни насекомых, присоединяются другие полоски, сначала идущие параллельно, а потом пересекающиеся, вливающиеся в одну колонну. Наверное, я их потревожил. Группа разведчиков, направленная на рекогносцировку в ту область моего жилища, где горой лежу я, закутавшись в серые от влаги и прохудившиеся одеяла, натолкнулась на странное явление: гора вдруг поднялась и начала преследовать их. Наверное, в их маленьких котелках и не умещается сама возможность такого явления. Но то, как ровно они бегут, каким строем двигаются не похоже на панику и беспорядочное бегство. Нет. Наверное, им нужно что-то другое.

Я открываю дверь на чердак. Ее перекосило, отчего она не сразу поддалась, только после нескольких рывков, окончательно лишивших меня сил. И сразу этот запах сырости, спертый воздух и плотный воздух старого тела. Стариковский скарб до сих пор дышит стариковскими ртами. Такое впечатление, как будто бабка еще жива и только что аккуратно по стрелкам сложила свой махровый халат в соломенный сундук в том углу. Я не люблю сюда ходить, с тех пор как они умерли. Когда-то сюда стащили все их нехитрое барахло, очистив жилые помещения дома от их следов. Обезжирив, стерилизовав дом. Запах из вещей, от старости похожих на марлю, несколько месяцев спустя сменился запахами стиральных порошков, кондиционеров для белья и прочими шампунями. Так старикам и осталась лишь эта пустошь под самой крышей. Но все вернулось. В моем доме давно не витает в воздухе этот синтетический запах фиалок или лимонной свежести.

Воздух на чердаке отличается даже плотностью и, наверное, даже цветом, он здесь какой-то серый. Кажется, как будто весь чердак завешан сохнущими половыми тряпками – так здесь сыро и темно. Там, в дальнем углу на пол падает белы прямоугольник солнечного света из маленького окошка, вырубленного в самой крыше. Туда-то и бегут красные струйки муравьев. Мне же приходится продираться через груды уже никому не нужных вещей. Помогая себе руками, отодвигая торчащие во все сторону какие-то доски, полки с книгами и журналами «новый мир», поменявшим цвет с нежно-голубого на серо-желтый, я неуверенно, осмотрительно и медленно двигаюсь к широкой полоске света. Муравьи повсюду. Всякая плоскость, будь-то доска, полка, твердая обложка истлевшей книги – все покрыто кишащей ржавчиной. Становится как-то не по себе. Говорят, эти краснокожие действую коллективно, подчиняясь единым приказам. Что если кому-то взбредет в голову атаковать меня. Они же меня растворят здесь своей кислотой в два счета. Не останется даже костей. С другой стороны, зачем мне цепляться за жизнь, если я уже решил с ней покончить? Стоит ли тянуть дальше, медленно умирая от разложения под бубнеж телевизора, есть ли есть шанс увидеть напоследок что-нибудь интересное?

Чтобы протиснуться в узкую щель между старым гардеробом и грудой стариковских лохмотьев, к которым притулен двухколесный велосипед, я цепляюсь за ручку руля и буквально протягиваю себя в вырезанное в хламе отверстие. Горстка муравьев, стоявших в дозоре на этой обтянутой резиной ручке разбегаются в стороны в тот самый момент, когда моя ладонь обхватывает ее. Цепляясь пальцами за ручку, одним из них я нажимаю на звонок – суетливая тишина разрывается трелью. Я почему-то вспоминаю школу. Кем ты хочешь быть, мальчик? Наверное, космонавтом. Как здорово! А будешь никому не нужным неудачником, которого сожрут муравьи. Только сейчас можно понять всю иронию. Можно даже подшутить над самим собой. Зло, грубо и смертельно опасно.

Я вышел на вечернюю прогулку на набережную и там случайно встретил Ее. Ей двадцать три года. Она молодая женщина. Созревшая смоковница, ждущая верной руки которая начнет ее тряcти. Ее зовут…Какая разница, как ее зовут.

- Привет
- Приветик
- Мы так давно не виделись с тобой. Миллион лет. Я соскучилась по тебе.
- Я тоже. Я тоже очень соскучился. Я все время думал о тебе.
- Почему не давал о себе знать?
- Не знаю

Я легко обнимаю женщину и целую ее в белую нежную щеку. Она высокого роста как и я, - мне не приходится наклоняться для поцелуя. После объятий и поцелуя мы немного отпрянули друг от друга, как два зверя. Отношение между нами не были близкими до этой встречи, и необязательно должны были таковыми стать. Вот почему мы соблюдаем осторожность.

У женщины сложение Ангела – удлиненные конечности и легкие тонкие птичьи кости. Большие темные глаза под низкой челкой белых волос. Тонкогубый, но красивый рот из которого слова выходят с легким детским дефектом, как будто у нее за щекой маленький речной камень или конфета.

Я слышал, что праматерь Ева была уродлива. Я слышал, что у нее были ноги как у слона, ее маленькие глаза залитые жиром едва отличали свет от тьмы, поперек ее узкого лба был большой шрам.

Я слышал, что Жирная Праматерь Ева лежала посреди первобытного болота и огромные первобытные змеи оплодотворяли ее. С огромными синеглазыми первобытными змеями жила Ева как со своими законными мужьями.
Ее влагалище было соединено с дельтой реки Амазонка и там во влажной таинственной глубине плавали гроздья плодов нерожденной жизни. А уже рожденная жизнь в виде уродливых детей с плоскими лицами и низкими лбами бурлила здесь же в болоте.
Они строили игрушечные города из песка. Они наливали торфяной чай в ореховые скорлупки, они делали пироги из грязи и швыряли ими друг в друга. Потом ее дети возмужали и окрепли и прогнали змей и сами стали жить со своей матерью как законные мужья. Потом они построили большие города…

Я слышал, что Жирная Праматерь Ева рожала тяжело - с непристойными ругательствами, звериными воплями, прокусыванием языка и губ.

Это ложь. Праматерь Ева была ангелоподобна. Легионы детей праматерь Ева рожала легко. Лунной ночью она выходила на пляж и садилась на корточки. Напевая и что то лепеча она устремляла свой взгляд на небо. Дети выходили из нее легко и сразу – тысячами, подобно мыльным цветным пузырям.
Тех, которых не смывала набегавшая волна, я добивал тяжелым мечом из железного дерева и зарывал в пляжный песок.

Красные ручные львы, белые дикие лошади без попон, райские птицы с глазами опушенными ресницами как у человеческих женщин молча наблюдали за происходящим. Они не умеют говорить.

Она была немного не в себе. Она все время что то напевала на неизвестном языке. Она обращалась к небу, подмываясь после родов соленой морской водой.

Я брал ее за руку, за узкую цветочную кисть и вел в свое бунгало. Я усаживал ее на шаткий бамбуковый стул, за шаткий бамбуковый стол и кормил до отвала папоротниковым супом, супом из липовых листьев, еще какой ни будь едой. Я хотел что бы она восстановила силы потраченные на порождение новой жизни. Потом я укладывал ее на ложе и покрывал ее тело поцелуями. Он была исключительно покорна. Ее единственная форма протеста заключалась в том, что она не желала разговаривать на моем языке.
Я кормил ее папоротником, мятой и лимонами. Я целовал ее и говорил ей, что я не знаю кто ее послал и почему, но я желал бы это узнать.

- Где? - спрашиваю я Еву в сотый и тысячный раз, - Почему, зачем? Говори же, или я накормлю тебя песком и землей, как накормил твоих сыновей.

Она произносит длинную жалобную фразу на малопонятном птичьем языке и замолкает навсегда. Умирает.

- Ты что-то сказала, Ева? Это язык твоего отца? Того, кто послал тебя мне?

Мы посещаем с женщиной небольшой ресторан на морском берегу. Играет музыка. Мы болтаем о том и о сем. Из совершенно невинной болтовни, слов, мимики и жестов возникает тонкая серебряная паутина, в которой мы постепенно начинаем запутываться. Мы жертвы древнего заговора, мы действуем по сценарию, который не менялся тысячи лет.

Она кладет в свой красный рот маленькие кусочки мяса. Пьет вино с оливками. Она приглашает к трапезе меня, но я под разными предлогами отказываюсь. Я сыт.

Время от времени она касается моей руки своей узкой ладонью. Мне очень нравится эта ее манера. Начиная говорить, она бессознательно самыми кончиками пальцев трогает меня, как бы ставя точки между предложениями.

На десерт она ест хурму. Соединение ее хрустальных пальцев и оранжевой хурмы это тайный язык. Это некое послание.

Хурма – деликатный сложно устроенный фрукт. Эта женщина тоже деликатно устроена. Ее внутренний мир скрытый кокетливой челкой и длинными темными ресницами тоже достаточно сложен и витиеват.

- Поехали в Израиль – сказала она мне, наконец доев хурму.
- Почему в Израиль?
- В Израиль. Иудею.
- Разве ты еврейка?
- Нет
- Отчего же Израиль?
- Там тепло
- Ты уверена, что хочешь именно в Израиль, а не в экваториальную Америку, например? Там еще теплей.
- В Израиль. Будем бродить по фруктовым садам как апостолы. Будем есть виноград, бананы, хурму. Еще такие маленькие лепешки из пресного теста.
- Мацу?
- Да, мацу
- А что еще мы будем делать в Израиле?
- Мы бы предприняли разнообразные экскурсии. Голгофа. Иордан. Гефсиманский сад. Стена плача.
Она округляет глаза и говорит вполголоса – Можно написать записку Богу и положить ее в Стену, в щель между камнями. Представляешь?
- По моему, писать Богу записки - не самая эффективная стратегия.
- Это почему же
- Может он читать не умеет
Она растерянно качает головой. - Не понимаю, как ты можешь говорить такое
– Говорю то, что думаю.
- Еще можно предпринять экскурсию в пустыню Негев – помолчав произносит она
- Зачем?
- Там…
- Дай мне догадаться. Там, в пустыне тебя ждет человек в холщовых одеждах, в веревочных сандалиях. Этот человек снабжен резиновыми перчатками и взглядом пронзительной электрической силы. Он живет и работает на фруктовой плантации разбитой прямо посредине пустыни. Он живет и работает там совершенно один, потому что обладает силой десяти человек. Этот человек - твой отец, которого ты не видела с самого детства. Он слал тебе письма, описывая красоты маленькой теплой страны. Он писал тебе, что не может приехать. Он писал, что очень занят, что очень-очень занят. Нужно пасти попугаев и маленьких золотых пчелок. Злые осы совершают набеги на фруктовый рай. Злые осы не пускают его домой.

Она сосредоточенно посмотрела на меня исподлобья. А потом выпятила нижнюю губу и дунула на свою низкую кокетливую челку. Очевидно, челка мешала ей разглядывать меня исподлобья.

Я понял, что немного зарвался. Я взял ее узкую ладонь обеими руками несильно сжал и сказал искренним голосом. – Прости. Прости, пожалуйста.
- Хорошо - сказала она помедлив. - Но теперь я тебе не скажу. Ни за что не скажу, что находится посреди пустыни Негев.
- Ну и ладно – сказал я и рассмеялся самым непринужденным образом. - Давай веселится. Ты будешь еще что ни будь есть?

Она будет. Она хочет мяса. Я понимаю и принимаю ее желания. Я читаю ее желания, когда она касается меня. Ей нужно мясо. Внутри нее идут сложные биохимические процессы. Она приготовилась зачинать и рожать.
Маленькие плоды и цветы нерожденной жизни зашевелились. Чудесные сады внутри ее матки ждут сытного кровяного дождя.

- Там в глубине пустыни Негев живут дикие красные львы. И бешеные белые лошади. Глупые райские птицы поют дурными голосами славу неизвестному человеку. Там ничего нет, поверь мне!

Она наполовину верит в мои слова. Но ее инстинкт, ее верный инстинкт не позволяет ей отдаться мне до конца.

Я взял женщину за руку, за тонкие прозрачные пальцы и повел прочь от морского берега и мечте о земле обетованной. В этот вечер, прежде чем идти ко мне домой мы посетили еще два маленьких уютных ресторана.

По дороге домой мы встречаем Мадонну. Женщину в дешевом спортивном костюме, ведущую двух малолетних сыновей на прогулку. Когда женщина в дешевом спортивном костюме смотрит на своих сыновей ее белое лицо абсолютно расслаблено.

Увертюра

Andante ibanuto (умеренно ненормально)

Иногда в жизни случаются удивительные вещи: вчерашний недруг на поверку оказывается надёжным соратником, а закадычный друг – заклятым врагом. Ещё бывает так: находишь не там, где искал, а по-настоящему узнаёшь человека только тогда, когда начинаешь его неподецки ебать...
А вот интересно, ответят ли когда-нибудь учёные на вопрос: насколько наше поведение заложено в генах или всё же оно обусловлено окружающей средой? Что вынуждает нас поступать так или иначе: внешние обстоятельства и воспитание или же эти самые белковые цепочки ДНК?
Ебать же ж мой лысый хуй...

Пролог

Molto brutto (много мата)

- Этот жидовский выпердыш Миша Пекарь вконец охуел, - сплюнул мимо раковины на зеркало менеджер отдела продаж Женя Соколов, и жёлтая табачная сопля медленно поползла вниз по стеклу, - Опять выёбывается своим хохдойчем, с Барбарой пиздит только по-немецки, а мы блять, как лохи, тока и можем, что делать умные ёбла да поддакивать.
- Ага, - кивнул Алик Мартиросов, региональный представитель по Нечерноземью, - Я слыхал, его посылают в июне в Берлин на конгресс по психиатрии. Там одних суточных на полторы штуки бундесмарок плюс представительские. Повезло, ссуко! А мне, блять, опять по тамбовам да липецкам всё лето говно месить. Пашу на эту немчуру третий год, а они, суки, мне даже точило нормальное дать не могут – с четверкой ебусь – вся посыпется скоро... А тебе твою «Фелицию» менять будут?
- Фелляцию, блять! При Папочке Хоффмане ещё можно было поканючить, а как вместо него эту Башню-Барбару прислали, так эти гондоны не то, что парк машин обновить - каждый литр бензина считать стали! А она сама вечно смотрит на всех нас с таким брезгливым ебальником, как будто чумных мышей в своей лаборатории препарирует, - Женя скривился и изобразил фальцетом, - «Господин Зоколофф, ви получаете деньги за Ваше экстра-переночевание в Катариненбурге от фирмы никогда назад…» - это, блять, за то, что я после выставки на субботу в Ёбурге остался. Поставить бы её раком вот тут в туалете и отхуячить в немецкое очко, шоб взвыла…
- А чё, наверно любит Башня дуплом торгануть – оживился Алик, - типа «я-я, фантастиш»? Не зря такую короткую юбку носит – явный недоёб. Я слыхал, немки поголовно садо-мазо – от обычной ебли их уже не штырит.
- Барбара? Да не, навряд ли. Говорят, она феминистка штопесдец – мужиков ваще к себе не подпускает. Сама любого отстрапонит. Думаю, даже наш полиглот Пекарь к ней на выстрел яйца не подкатит. Это ж он её Башней прозвал – хуй залезешь! Хоть сам уже пол-офиса окучил. Он даже, говорят, на прошлой новогодней тусе Люське Рыжыковой яйца подкатывал…
- Блять, ко всем подход находит, пиздолиз. Даже к Люське-недотроге. Ласковый видать – ухмыльнулся Алик.
- Да все они, блять, ласковые, гандоны обрезанные… - вяло было начал Женя, и вдруг его глаза загорелись, - Слы, Алик, у меня план созрел охуительный!
- План созрел - давай – суши и забивай, - попытался сострить тот.
- Да ты прикинь! Ща мы этого опёздола подставим – мало не покажется! Через Барбару! Короче, слушай план Барба-Росса, гыгы… - сказал Женя и затушил бычок о табличку «Не курить!»…

Данца эбреика

vivace pizdato (жизнерадостно)

За окном туалета кончался март. Санаторий «Барвиха» в подмосковных Горках принимал на уикенд группу сотрудников российского офиса немецкой фармацевтической компании Доктор Фотце. За два с половиной дня они должны были пройти, ни много - ни мало, SWOT-анализ и основы европейского патентного права, а также под конец заполировать тим-билдингом, дабы укрепить командный дух разросшегося коллектива.
Фирма Доктор Фотце из Магдебурга специализировалась на производстве лекарств на растительной основе и занимала совсем небольшой сегмент у себя на Родине. Повинуясь общему порыву западных фармфирм в начале девяностых, она ринулась покорять дикий российский рынок и вбухала в создание московского представительства солидные для своих скромных размеров деньги. Вопреки бодрым прогнозам и директивам из головного офиса, продажи в России шли туго, чиновники и в Москве, и на периферии требовали отката за каждую свою закорючку, а русские болезные по-прежнему покупали в аптеках отечественную настойку боярышника и экстракт валерианы. Тем не менее, российский филиал не только разрастался, как опухоль, в Москве но и дал метастазы в регионы – что поделать: реалии рынка!
Народа на выездные курсы собралось действительно много и разного. Тут были и старые офисные кошёлки, и старательные региональные представители, и желторотые фармреференты, и преуспевшие в карьерном росте старшие менеджеры из Московского бюро.
К последним относился и Михаил Пекарь – выпускник Первого меда. Десять лет назад приехал он из Винницы абитуриентом, впервые в жизни ослушавшись мамочки и не вняв отговорам многочисленной родни. Вопреки пессимистическим прогнозам и крайне неблагоприятным начальным условиям - немосквич плюс еврей - он как-то сдал на «отлично» письменную химию и, будучи золотым медалистом, не оставил никаких шансов приёмной комиссии его забраковать.
Учился Миша все шесть лет хорошо. Помимо всего прочего, он во время почувствовал конъюнктуру и за время учёбы заметно улучшил свой английский, также буквально с нуля освоил немецкий – благо многие слова имели братьев на идише и сами собой всплывали из винницкого детства. В добавление всему, во время интернатуры Пекарь посещал вечерние курсы по маркетингу при Плехановке и там нахватался совсем уже не медицинских терминов типа «EBITDA» и «Break-even». Именно такая продвинутость и позволила выпускнику Московской медицинской академии Михаилу Пекарю обставить других кандидатов и быть принятым на работу в московское представительство фирмы Доктор Фотце – сначала продукт-менеждером по фитопрепаратам для лечебных клизм, а потом – и по лидеру продаж в Германии – экстракту листьев чёрной смородины.
В России Экстракт продавался плохо, ибо фирма позиционировала его как мягкий антидепрессант. А какой, в пизду, антидепрессант нужен русскому человеку, когда есть свой родной, сорокоградусный? Универсальный, общедоступный, а главное - мгновенно и сильно действующий…
Но Доктору Пекарю это было розово: маркетинговый бюджет на Экстракт был выделен неслабый, а немецкое начальство благоволило к Мише за его презентации на добротном инглише. Кроме того, у него хорошо получалось ладить с ведущими профессорами-психиатрами: его вчерашние учителя охотно принимали ящики с бесплатными образцами Экстракта, якобы для клинических наблюдений, и впаривали его всем желающим за деньги, а потом, по «результатам» - писали для Миши липовые отчёты и выступали с заказными докладами на конференциях. Миша даже придумал для этой профонации красивое название: «клинический мониторинг» и заработал ещё одно очко у своих работодателей. Вот таких троих уважаемых профессоров и должен был успешный продукт-менеджер Пекарь сопровождать на Берлинский конгресс по психиатрии – окружить их в поездке материнской заботой, помогать с переводом, а также проследить, чтобы уважаемые эскулапы не особенно уж налегали на минибары, не звонили из гостиничного номера на Родину и, к тому же, по возможности не просиживали сутками за Pay-TV, а хотя бы изредка спускались в конгресс-холл… В-общем, хлопотно, но не пыльно, и Миша с нетерпением ждал июльской поездки.
Что касается подмосковной тимбилдинг-сессии, то Миша тоже ожидал от неё сплошных ништяков – по всем предпосылкам эта выездка должна была укрепить его позицию на службе, ибо давала много поводов выебнуться перед начальством на фоне косноязычных коллег. К тому же у Миши былo одно сокровенное желание. Это желание звалось Люся Рыжикова из отдела продаж – предмет вожделения всей мужской части коллектива.

Тарантелла

Dolce Gabbanо (сладко, красиво)

Люся являла собой аппетитное зрелище – этакую юную фею из сказки Перро. Возможно, искушенные эстеты и нашли бы изъяны в её внешности: грудь плосковата, а курносое лицо всё усыпанно веснушками – Рыжик и есть! Но открытая улыбка, в которой не было и капли дежурности – вне зависимости от собеседника и времени суток – моментально обезоруживала всех, кто заговаривал с Люсей. Это был, пожалуй, единственный сотрудник московского офиса фирмы Доктор Фотце, которую обожали буквально все: и старые гэбэшные грымзы из гвардии УПДК, и задроченные регионалы, и особенно - не избалованные

Вчера с приятелем заказали проститутку. Как же было замечательно. Подумать только, когда мы её увидели, яркая палитра чувств захлестнула нас.

Такое не всегда можно увидеть даже в самых откровенных и смелых снах. А тут, вот оно протяни руку и оно твоё. Такая юная, такая свежая, такая горячая. Красивые серо-голубые глаза, аккуратненький носик, алые пухленькие, чуть капризные губки, которые я готов целовать всю оставшуюся жизнь. Великолепная грудь с маленькими вздёрнутыми розовыми сосками.

Плоский животик с аккуратненькой ямочкой пупка, в которой уютно расположилась маринованная вишенка, положенная нами ради смеха. Прекрасная попочка. А ножки. Какие у неё были ножки. Ммммммммм… Еле удержался от желания впиться в них зубами.

Всё было просто заебись. Полумрак, свечи, бутылочка Шато Тальбо урожая 1989 года и проститутка.

Мы общались, пили вино, тихо играла спокойная музыка (кажется это были M.C.Dead) и мы наслаждались этой проституткой. Она была нашей, да, пусть не на долго, всего 3-4 часа, но это были наши часы. Совершенно не хотелось думать что пройдет немного времени и от проститутки останется только воспоминания: легкий запах ванили, душистого перца и кориандра; вкус на наших губах; запах её соков…

Надо будет сегодня заглянуть в это заведение, и у повара спросить рецепт соуса в котором её приготовили…

Полковник Мостыра любил такие попки - обширные, обтянутые яркими юбками, виляющие и перекатывающиеся при ходьбе, словно плоды таящихся желаний. Заглядевшись сегодня на одну - по дороге на работу, он не заметил, как сошёл с тротуара и некоторое время двигался по проезжей части, пока не протаранил встречную "Таврию". С водителем которой пришлось затем выяснять правила дорожного движения, причём, отнюдь не в свою пользу. По этой причине он явился сегодня в управление в сумеречном состоянии и, устроившись подле окна, принялся штопать свежеизодранный пиджак.
В последнее время начальнику екатеринодарского управления МБ полковнику Мостыре не везло. Взять хотя бы случай с африканскими коллегами, что нагрянули на прошлой неделе по обмену опытом, как снег на голову. Мостыра посулил им коньяк и гуляш по-кубански. На беду, в буфете ещё не успели прибрать после обеда сотрудников управления, а полковник чувствовал себя весьма смутно после ночного куража. Поэтому, рассадив чернокожие чины за столиком перед пустыми пока тарелками, он на минуту отлучился к себе в кабинет по естественной нужде пропустить рюмку-другую для снятия головной непроходимости. За это время произошло непоправимое. Кто-то из буфетчиц забыл на столе африканцев миску с прибранными отовсюду объедками. Те разложили упомянутые объедки по тарелкам и кое-как употребили их внутрь.
Когда Мостыра вернулся, к столу подали коньяк и гуляш в горшочках. Но гости, выпучив зубы, принялись возбуждённо отказываться, поясняя, что первое блюдо они ещё добросовестно съели, хотя там было чересчур много рыбьих костей и корок чёрствого хлеба, а второе им уже не осилить, потому что к новой пище следует привыкать постепенно... Сопровождающий из Москвы пригласил потом Мостыру к себе в гостиничный номер и прочёл ему длительную нотацию, которая стоила полковнику двух коренных зубов.
А вчера он встретил Скрыбочкина. Это было уже страшно. Потому что полковник знал: этого монстра голыми руками не возьмёшь.
Дело в том, что раньше начальником екатеринодарского управления МБ был полковник Скрыбочкин. Но однажды он убыл на таинственное заграничное задание и исчез. Мостыра занял его место. А когда Скрыбочкин, наконец, пригнал в Екатеринодар отбитый у медельинского картеля самолёт с несколькими тоннами кокаина, новому начальнику управления удалось утаить данное событие от московского руководства... Мостыра состоял на откупе у наркомафии. Поэтому ему не составило труда выгодно сбыть неучтённый наркотик. А Скрыбочкина он упрятал под чужим именем в тюремный изолятор... К несчастью, судьба вывернулась к нему своей изнаночной стороной: в скором времени Скрыбочкин совершил побег и скрылся за границей.
Впоследствии Мостыра имел сведения от своей агентуры, что бывший начальник екатеринодарского МБ подался наёмником в Африку...
Но вчера, когда полковник Мостыра с разбегу впихнулся в переполненный троллейбус, кто-то чудовищно ударил его зонтиком по затылку и прошипел под ухом:
- Приготовляйся, паскуда. Вприйшло твоё время.
Он обернулся. И успел разглядеть сквозь затворяющиеся двери помахавшего ему рукой Скрыбочкина... Жуткий человек.
...От отрицательных мыслей полковника отвлёк телефонный звонок. Он поднял трубку: дежурный доложил, что полковнику принесли пакет.
- Пусть кто-нибудь его доставит, - распорядился Мостыра.
Через минуту пакет положили ему на стол. Полковник заперся в кабинете. И в предвкушении какой-нибудь взятки, разорвав пухлый конверт, извлёк из него из него небольшую плоскую коробку.
- Дожил, - проворчал Мостыра. - Уже натурой стали мзду подсовывать..,- и поддел крышку коробки украденной в буфете вилкой. В тот же миг невероятной силы взрыв поднял его в воздух и швырнул на стену.
...Когда переполошившиеся сотрудники взломали дверь кабинета и, поливая лицо Мостыры холодным самогоном, кое-как привели его в чувство, полковник, роняя остатки зубов, дополз до своего стола... На столе покоилась прежняя коробка с обугленными краями. А внутри неё содержалась тонкая стальная пластинка с выгравированной надписью: "Ещё не раз нанюхаешься пороху, предательское рыло. Не надейся на скорую смерть. Твой С."

***

Днём ранее описываемых событий жертва наследственного слабоумия по кличке Тормоз по обыкновению собирал на кладбище пустые бутылки, когда обнаружил среди своих владений пирующую на замусоренном презервативами надгробии компанию арабских студентов. На пикнике также присутствовала пара местных менеджеров и ещё какие-то проститутки.
Привычный к человеческому разнообразию Тормоз не стал мешать событиям, а просто присел рядом: дожидаться, когда можно будет упорядочить использованную стеклотару. Со скуки он, разумеется, беседовал сам с собой и строил рожи. Которые арабы сочли оскорбительными и стали прогонять скудоумного чем под руку попадёт. Тормоз понял, что ждать тут нечего и попытался приватизировать ещё не опорожненную посуду. Самым досадным оказалось то, что иностранцы, несмотря на переломы и вывихи, успели наглым образом побить об его череп все бутылки. Этого простить было уже невозможно, и теперь Тормоз искал на толкучке пистолет - чтобы громить интуристов, сколько хватит патронов. Там к нему и подошёл Скрыбочкин:
- Говорят, ты оружием интересуешься.
- Гы-ы, - стремительно закивал Тормоз. - Ы-ыравильно.
- Продам тебе, - хлопнул его по плечу Скрыбочкин. - Давай 50 тысяч.
Слабоумный торопливо отсчитал деньги. Потом поинтересовался:
- Хде хфиздолет?
- У мужика одного. Идём, я тебе его покажу. Да не запамятуй: ежли почнёт торгуваться - сразу бей в рыло. Он инакше не понимает.
...Обычно полковник Мостыра обедал в гриль-баре, что по ул. Мира. Так и сегодня он вышел из управления в 13.00 и ординарным нестроевым шагом двинулся в направлении упомянутого заведения. Вскоре путь ему преградил здоровенный детина с выпученным языком и неравномерными зрительными органами - и потребовал:
- Хфиздолет давай.
- Что? - не понял Мостыра. - Ты меня с кем-то путаешь, парень. Уйди с дороги.
- Торгуисся, - пустил слюну детина. И обрушил на полковника свой невменяемый кулачище.
...Когда Мостыра возвратился в сознание, над ним хлопотала вызванная прохожими бригада из медвытрезвителя. Полковник сунул руку подмышку, где находилась кобура. Пистолета в ней не было.

***

Скрыбочкин с бутылкой "Смирновской" в руках сидел на скамейке в Первомайской роще со своим бывшим сослуживцем по МБ капитаном Куражобловым.
- За шо он меня, гад? С органов уволил! - жаловался тот. - Съеденного ж яйца дело не стоило...
- А за што он тебя уволил?
- Да разговаривал я по телефону с бабой. Тут Мостыра со своего кабинета куда-то позвонил; а у нас связь сам знаешь какая - взяли и подсоединили его ошибочно к моей линии. А я ж не представляю, кто это такой. Шо за мудило, - спрашиваю, - в чужой разговор вклинюется? Он отвечает: сам ты мудило, положи немедля трубку, не то я тебя из-под земли достану... Ни хера себе, - говорю, - кто кого первым достанет, ещё поглядим - тогда я тебе в точности уши на седалищную часть сворочу... Тут он криком зашёлся - меня семиэтажным матюгом укрывать. Я, само собой, далее этажи пристраиваю, в том смысле, шо жить ему осталось сроку пока до него доберусь, не будь я капитан Куражоблов. Услышав это, Мостыра, конечно, трубку бросил и прибёг меня пистолетом в зубы тыкать - шоб я, значит, заявление по собственному желанию на стол ему положил.
- И ты поддался?
- А шо оставалось делать? Ждать, пока он для меня какую-нибудь статью найдёт? Ничего. Я, слава богу, компромат на него заблаговременно насобирал... Полковник взятки у наркомафии берёт - так я ему "клопа" в подошву вделал, и все переговоры на плёнку записал... Ещё в борделях у меня есть агентура. Тоже кое-какие снимки изготовил. А пару оргий на плёнку запечатлел.
- Молодец. У меня была полюбовница на телевидении. Устроим прямую трансляцию, - Скрыбочкин откупорил бутылку и принялся разливать по стаканам.
Они не знали, что в этот момент откупившийся от вытрезвителя Мостыра прибыл в управление и битых 2 часа составлял фоторобот покушавшегося на него диверсанта.
...Тормоз нашёл Скрыбочкина деловито потягивающим коктейль из трёх стаканов в летнем кафе на углу ул. Красной и Северной. Он смахнул снег со стула и уселся рядом.
Ну што, получил пушку? - осведомился Скрыбочкин.
- Фатронов мало, бляха, - пожаловался будущий истребитель интуристов, доставая пистолет.
- Дак он тебя обдурил, - объяснил Скрыбочкин. И, взяв у собеседника оружие, спрятал его к себе в карман. - Это - пистолет Макарова. А он тебе должен Стечкина дать. Автоматический. Дома у него хранится. Адрес счас тебе напишу... И патронов потребуй побольше... Да, чуть не забыл. Передашь этому жулику привет от Скрыбочкина. Тогда он сговорчивей будет.
...Когда полковник Мостыра вернулся домой, к двери его квартиры была приклеена записка: "Скоро сам запросишься, чтоб тебя отсуда выйнесли вперёд нижними конечностями. Твой С."- прочёл он. И, неудержимо ругаясь, провернул ключ в замке. Раздался взрыв. Полковника вместе с загоревшейся дверью ударило сначала о потолок, а затем об пол...
Вынырнув из тёмной жижи небытия, он увидел склонившегося над ним Тормоза:
- Хде хфиздолет бздечкина? - грозно вопросил тот, вращая налитыми слезами обиды глазными яблоками.
- М-м-м..,- просипел Мостыра из последних сил.
- Торгуисся... Ну, тохда фрывет от Хкрыбочкина, - грустно прошептал Тормоз. И, взяв полковника за грудки, принялся бить его лицом об пол. Пока тот, наконец, не указал тайное место в бачке унитаза, где он хранил требуемое оружие...
Потом Тормоз ещё с полчаса ломал в квартире мебель, разыскивая патроны. И лишь набрав их полный целлофановый пакет из-под молока, ретировался.
Когда Мостыру на носилках загружали в машину "скорой помощи", он остатками зрения углядел на противоположной стороне улицы Скрыбочкина и Куражоблова. Скрыбочкин угрожающе улыбался. А Куражоблов многозначительно махал ему вслед полупустой бутылкой коньяка.

***

На следующий день, несмотря на сковывающие движения бинты, полковник прибыл на службу раньше обычного. Он отдал распоряжение о поимке Скрыбочкина, Куражоблова и Тормоза. А затем, дождавшись своей любовницы - старлея Агнессы Шкуркиной, служившей в его подчинении, затворился с ней в кабинете, чтобы хоть скоротечным настольным сексом спустить накопившийся в организме стресс. За что, вопреки сложившейся субординации, получил пепельницей по морде, а потом, вдобавок, был вынужден присутствовать при утомительной женской истерике.
Только когда Шкуркина предъявила газету, ему всё стало ясно... Недели 2 тому назад полковник прогуливался по улице Красной, доедая купленный с лотка пирожок с ливером, когда к нему прилипла неизвестная бабка бомжеского вида: она требовала означенный пирожок, обещая взамен разделить с Мостырой постельные фантазии, и навязывалась с объятиями. В этот миг к ним подскочил фотограф. Поправив на Мостыре головной убор, он сделал несколько снимков и, не слушая возражений, исчез... И вот теперь, развернув газету "Довольная Кубань", полковник увидел свою фотографию - с пирожком в руке и с обнимающей его бабкой. По бокам были ещё 2 снимка: на одном фотограф запечатлел овцу и двух бодающихся из-за неё баранов, а на другой - целующуюся парочку "голубых". Подпись под фотографиями гласила: "Любовь зла, полюбишь и козла"...
Эти снимки заняли 3 первых места в одноимённом фотоконкурсе... Мостыра не знал, что старуху вместе с фотографом подослал Скрыбочкин за распитую на двоих бутылку самогона. Он же организовал и победу в конкурсе, потому как имел в редакции газеты старую агентуру, которой не составило труда изъять и уничтожить снимки, присланные конкурентами.
Объяснить истину Агнессе было выше чьих-либо умственных способностей. В течение рабочего дня она через каждые полчаса влетала в кабинет полковника, стараясь застать его на чём-нибудь внезапном - и яростно распространялась о баранах, козлах и об остальном животном мире в смысле его сомнительной потенции.
Возвращаться домой Мостыра боялся. Поэтому вечером он выслал к себе на квартиру сапёров для вероятного разминирования. А сам ухитрился-таки упросить старлея Шкуркину пойти к ней.
Вечер обещал обоюдное удовольствие. Для начала полковник надел полосатую пижаму бывшего третьего мужа Агнессы и выдвинулся на кухню готовить кофе. А женщина легла перед телевизором, потому что по местному каналу должны были показывать фильм "Сексуальный маньяк", и этого она не могла пропустить... Услышав из комнаты нечеловеческий крик, полковник ринулся навстречу звукам. И обомлел: Агнесса, сжав кулаки, расширенными от возбуждения хрусталиками смотрела на экран; там Мостыра с налитыми алкоголем щеками плясал в постели с четырьмя девицами. Они ласкали его синее от удовольствия тело, а он с хохотом хватал их - и взасос целовал повсюду, куда помещались губы. Когда девицы повалили полковника на подушки, Шкуркина попавшейся под руку гантелей расшибла телевизор и бросилась пробовать упомянутый спортивный снаряд на голове любовника:
- Теперь я вижу, козёл, какой ты капустой питаешься! - визжала она. - Сейчас я тебе, скотина парнокопытная, рога обломаю!
- Агнесса, перестань! Это работницы публичного дома! Они у нас в штате секретными агентами числятся! - оправдывался Мостыра. - Должен же кто-нибудь проверять боеготовность личного состава!
- Боеготовность?! - истошно заверещала женщина. - Я тебе устрою боеготовность! - с этими словами она метнулась к серванту за пистолетом.
Полковник вылетел на лестницу, скатился по ней вниз и как был, в разорванной пижаме, бросился по улице прочь. Шкуркина преследовала его несколько кварталов, наугад стреляя сквозь слёзы, а потом отстала.
Но и здесь полковнику не суждено было покоя. Он стал популярней Алена Делона и Сильвестра Сталлоне вместе взятых. Только что просмотревшие фильм екатеринодарки кричали: "Это Мостыра! Держите его, пока не убежал!" - и вешались на него гроздьями; и заволакивали полковника в подъезды и подворотни; и дрались промеж собой, устанавливая очередь; потому что каждой хотелось попробовать, какой бывает сексуальный маньяк на самом деле.
Только утром он сумел вырваться из рук бесчисленных поклонниц и укрыться в здании управления. О том, чтоб идти домой, не могло быть и речи.
Полковник чувствовал себя настолько опустошённым, что даже не очень обрадовался положительному известию. Которое заключалось в том, что по наводке неизвестного доброжелателя (им оказался Скрыбочкин) на автовокзале Екатеринодар-2 задержан Тормоз. "Что с невменяемого возьмёшь?.,-размыслил Мостыра. - Ему, наверное, даже про взятку не втолкуешь... Надо вызвать психиатров из дурдома: пусть забирают его, чтобы всю жизнь оттуда не выходил". Он написал на фирменном бланке записку. И отправил её с нарочным главврачу на сады Калинина.
Вскоре из здания управления вышел лейтенант Жора Голодуха с пакетом в руках - и направился к троллейбусной остановке. Навстречу появился его бывший сослуживец капитан Куражоблов. Они пошли рядом.
- Как живёшь на гражданке? - поинтересовался лейтенант. - На работу устроился?
- Устроился. В кооператив, - ответил Куражоблов. - Теперь куры денег не клюют.
- Та ну?! - завистливо вытянул рот Голодуха. - И чем же промышляешь?
- Парфюмерией, - Куражоблов порылся в кармане и, достав миниатюрный баллончик с английскими надписями, протянул его лейтенанту. - Вот, дезодор. Бери бесплатно. Запах - обосраться можно, какой обалденный. Можешь понюхать.
- Спасибо, - обомлевший от дармового счастья Голодуха поднял подарок к носу и, нажав на колпачок-распылитель, жадно втянул в себя ударившую из него едкую струю... В баллончике был парализующий газ. Лейтенант отключился.
Куражоблов отнёс его на скамейку, чтобы спал ближайшие 2 часа.
А через 5 минут Куражоблов и Скрыбочкин вскрыли пакет. И извлекли из него фирменный бланк, на котором рукой Мостыры было начертано: "Пришлите комиссию психиатров на освидетельствование. В изоляторе находится опасный душевнобольной. п-к Мостыра". Следовала подпись. Скрыбочкин достал авторучку и поставил перед словами "П-к Мостыра" ещё одну точку. Получилось: "В изоляторе находится опасный душевнобольной: п-к Мостыра".
- Теперь пошли в дурдом, - усмехнулся Скрыбочкин.

***

Часом ранее Скрыбочкин позвонил в санэпидемстанцию. И от имени полковника Мостыры распорядился срочно прислать в управление специалистов с ядохимикатами для борьбы с тараканами, пригрозив санэпидемиологическому руководству статьёй за их служебную халатность. Потому что житья, мол, от насекомых уже совсем никакого нет... Затребованные специалисты прибыли и теперь в испуге разбрасывали по всем помещениям лошадиные дозы отравы. А предупреждённые ими сотрудники МБ передвигались по зданию исключительно в противогазах.
Также в противогазах прибыли психиатры Биздик и Габитус, и сопровождавшие их Скрыбочкин и Куражоблов... Для того и затеял Скрыбочкин травлю насекомых, чтобы можно было появиться тут инкогнито.
Они вошли в кабинет полковника Мостыры, когда, не имея на себе противогаза, тот вновь отбивался от яростно наскакивавшей на него Агнессы Шкуркиной.
- Это он? - тихо спросил Биздик.
- Он, - подтвердил Скрыбочкин.
- Так-так... Явно буйный, - отметил Габитус. - Индивидуальным средством защиты пренебрегает, что тоже ненормально.
- Полковник Мостыра! - гаркнул Биздик. - Прекратить безобразие!
- Что? - запахнул тот изорванную пижаму, довольный, что Шкуркина, смутившись посторонних, направилась к двери.
- Почему не предохраняетесь?! От ядов-то, а?!- снова заорал Биздик. - На что жалуетесь?!
- На всё!!! - в тон ему громогласно отрапортовал Мостыра. - Шпионят за мной! Убить хотят! Даже если я - сексуальный маньяк, думаешь, приятно, когда тебя всю ночь вонючие бабы насиловают?!
- Не надо, не заводите его, коллега, - шепнул Габитус Биздику. - Не то, чего доброго, мы и вчетвером с ним не справимся. Видите: больной не в себе, - и подал знак Скрыбочкину с Куражобловым. Те в два мгновения сбили полковника с ног, напялили поверх пижамы смирительную рубашку, нахлобучили ему на голову противогаз - и поволокли Мостыру за ноги вниз по лестнице.

***

В тот день Скрыбочкин вновь объявился в управлении. Собрав представителей прессы, он сообщил о своём возвращении на пост начальника екатеринодарского МБ, а также проинформировал о предательстве Мостыры. Это пришлось кстати и для Москвы, потому что там как раз недовыполняли план по коррупции в своих рядах... Мостыру срочно затребовали в столицу. Еле удалось полковнику Скрыбочкину уговорить руководство оставить преступника в дурдоме на садах Калинина - как окончательно свихнувшегося и бесполезного для следствия... Периодически водворяемый для профилактики в больницу Тормоз не забыл Мостыре изъятого при обыске пистолета - и теперь по-товарищески отбирал у него в столовой сахар и масло.
Скрыбочкин - за бдительность внутри своих органов - получил новый орден. Который обмывал недели 3, пока не закончилась турецкий гуманитарный спирт, изъятый МБ за недоброкачественность... Впрочем, к наградам он давно привык.
Интерес жизни пульсировал и затухал параллельно дыханию Вселенной, и Скрыбочкин понимал, что пора немного перевести дух. Потому что время мести истекло. Полковник отдыхал морально, но всё время о чём-нибудь думал, пересчитывая мысли и утешаясь тем, что мысли всё-таки приходили по очереди, и их было не слишком много...

Вот такая история.
В далеком-далеком девяносто восьмом году я расхаживала по территории московского автовокзала в ожидании автобуса с исторической родины. Автобус вез мне гуманитарную помощь от родителей в виде макарон, колбасы и туалетной бумаги. Хуй знает почему, но мама всегда (и сейчас) шлет мне в передачках упругие рулончики, аргументируя это тем, что "в Рязани туалетная бумага за ту же цену, что и в Москве, но без дырки. Сплошняком бумага. Экономия, доча, экономия..". Плюс к вышеперечисленному некая денежная сумма, эквивалент моей стипендии за полгода. Дефилирование молодой Ирины закончилось благополучно: автобус приехал, шофер передал сумку и конвертик. Пересчитав бумажки, я решила сибаритнуть и докатиться до дома с ветерком, то бишь на такси.

Седой дяденька-водитель (без пизды наверное, прирожденный психолог), мудро вычислив в юной студентке великую любовь к дензнакам вкупе с неземной добротой, привез меня в лесопарк Измайловский и, положив руку на мою оголенную коленку, печально вопросил: "Девочка, пососи мне хуй. Я тебе двести рублей дам". Задумалась. Мужчина положил руку мне на сиську, сжал три раза и еще печальнее выдохнул в мое ухо: "Триста. И до дома бесплатно отвезу". Я посмотрела вокруг. Было очень красиво. Солнышко такое яркое-яркое. Деревья такие зеленые-зеленые. А глаза у дяденьки грустные-грустные. Мне стало его жалко и я кончила старичка посредством своего рта. Деньги дядя отдал, вместо дома привез обратно на вокзал и порекомендовал мне своих коллег-таксистов. Но я уже была ученая. Поняла, что так можно до ночи любоваться красотами флоры-фауны, а дома любящий муж страдает похмельем и ждет умницу-жену с родительской денежкой. Потому, гордая и довольная собой, попиздовала в метро.

Вы только не думайте обо мне совсем уж плохо. А то начнется щас: "Проститутка! Тупая блядина!" Да ни хрена. Чистая жалость: старичок сказал, что супруга его за тридцать лет брака не соснула ему ни разу. Сука толстожопая даже трогать хуй не хочет. А деньги...не отказываться же? То есть, получается, со всех сторон я поступила хорошо, все осчастливлены и довольны?

Вспомнился один случай. Совсем недавно было у нас тут, в Курске.
Один мой знакомый работает киллером. Трупы производит. Какая-никакая а копеечка.
Всё у него строго по закону, декларацию вовремя подаёт, налоги на индивидуальную трудовую деятельность платит. Даже соцпакет есть, пенсионерам и студентам 50% скидка, детям до 7 лет бесплатно при предъявлении паспорта.
Всё чин по чину.
Был, правда, один участковый, дюже дотошный – всё ходил всё вынюхивал. Ну и подцепил на улице хворь какую-то. То ли ветрянку, то ли «dve pulium calibrum 7,62 millimetrum», не особо силён я в латыни, как-то так доктор говорил. Короче, слёг с температурой – да и помер, сердешный.
Ну вот и получил знакомый мой заказ обыденный, пенсионерку одну приговорить.
Пришёл он в подъезд и ждёт.
А задаток такой, что хоть весь подъезд взрывай.
Час ждёт два ждёт.
А вот нету.
Читает ориентировочку – «Евдокия Дункановна Облакова, 1317 года рождения».
Беспокоится начал – не приключилось ли чего с бабусей – старость оно понятно не радость. Может, кто через дорогу вовремя не перевёл.
Во двор вышел, с мужиками портвешку тяпнул, с дитями в песочнице повозился, визиток нараздавал (куда нонеча без рекламы), даже в соседний двор на халтурку сбегать успел.
А клиентки всё нет и нет.
Ну вернулся он в подъезд, присел на ступеньку, пригорюнился а затем и придремал.
И тут отворяются двери лифта и деваха выходит, прапрапрапрапрапрапрапрапрапрапрапрапрапрапрапрапр апрапрапрапрапрапраправнучка клиентки, видимо.
Вся такая из себя и прямиком к бабусиной квартире.
Знакомый и спрашивает: «А Вы не к Евдокии Дункановне будете?»
Она и отвечает: «А я и есть Евдокия Дункановна, можно просто Дуня. А Вы, видимо, киллер?»
«Да уж», - говорит знакомый, слегка, правда, опешив. Ибо на поясе Дуни меч висит значительно пониже нижнего края юбки.
«Ну так что мы на площадке-то стоим?» - обрадовалась прапрапрапрапрабабка, - «Пойдёмте уж чаю изопьём, что ли?»
Прошли они в квартирланд да чаю ароматного душистого испили. Разговорились, за жизнь, за то, за сё, за цены на хлеб и банкиров местных.
И молвит Дуня:
- А что ж у тебя за меч-то?
И сама так рукоять своего поглаживает … И так поглаживает … И так … Даром при киллере между ног не внедряет.
Покраснел мой знакомый, но предъявил свой меч без ножен. Оценила девица и молвит:
«Пойдём», - говорит, - «в опочивальню, сто лет не еблася».
Не особо поверил ей киллер. В сто лет поверил легко, а в то, что не еблася – ну никак.
Прошли они в спальную, и прежде всего опустилась девица на колени да устами к хую киллерскому прильнула. Сосёт, значится, с причмокиванием, а в киллере какой-то пацифист просыпается. И сосёт-то как химическая вакуумная система MD 4C + AK + EK глубокой откачки со скоростью три кубометра в час при пятидесяти герцах.
Потом одёжку скинула да улеглась на спину, ножки раскинув. Вошёл в неё знакомый мой и давай наяривать да приговаривать: «Что, сучка, нравится, когда ебут?»
А чует кончить не может. Развернул он пенсионерку рачком, да продолжил дело своё праведное.
Кончил, как полагается, в жопу.
Да, кстати, тема ебли в креативе раскрыта не будет по морально-этическим соображениям, дрочите на прелюдию.
Ну и улеглись они значится на бочок, она к стеночке, он с краю, а хуй его в жопе ейной.
И даже придремали.
А тут пиздык – захотелось ей повернуться, а мышцы ягодичные за 700 лет натренированы.
Очнулся киллер мой знакомый, ничего не поймёт – выпить нечего, курить нету, вместо гордости мужской ничего нет и кровь хлещет.
- Ах, - говорит, - беда наверное.
- Не горюй, - девица отвечает и хуй евонный жопой выплёвывает, - Щас всё исправим.
Понаехало хирургов, изучили ситуацию. Просверлили киллеру дырку дополнительную да срамными губами украсили. Потом вкололи гормонов женских и выросла у него (неё?) грудь размера третьего.
С тех пор многое в жизни моей знакомой киллерши поменялось, и проституткой она на объездной работала, и трёх детей от пяти мужей родила, но ремесла своего любимого не оставляла.
И по сей день можно зайти к ней, полюбоваться, как она детишек балует, да сказать – «знаешь, Оль …» - (Олегом его раньше звали) – «чота надоел мне мой начальничек».
И буквально за пятихатку и чаем с пирогами накормит, и начальника ёбнет, да ещё и отсосать порывается да ну их нахуй, трансвеститов.
Такие вот бывают производственные травмы – а вы говорите - станки … краны …